|
ИНТЕРВЬЮ С БРЭНДОНОМ ЛИ
Джон Литтл, - известный как самый знаменитый биограф Брюса Ли, - рассказывает, как он брал интервью у Брэндона Ли.
Я встречался с Брэндоном Ли только один раз - это произошло в маленьком офисе в Прайм Тикет Билдинг в Сенчери-Сити, Калифорния. Как ни удивительно, но эта единственная встреча оказала на меня глубокое влияние как в личностном, так и в профессиональном плане. У меня сохранилась аудиозапись нашей беседы. Пересматривая этот материал и отмечая, что Брюс и Брэндон были во многом похожи, я больше всего поражаюсь глубине их философского видения.
Наша беседа длилась совсем недолго, когда приверженность Брэндона первому принципу Брюса Ли в джит кун до («Исследуй собственный опыт») стала очевидной.
Я испытываю большое уважение к отцу, но я совсем другой человек. Я вырос в другой стране, и совершенно ясно, что в результате я испытывал влияние совершенно других факторов, чем он. Думаю, однако, что в съемках я действовал в значительной степени сам по себе.
Вы знаете, что, когда моего отца не стало, мне было девять лет, так что у нас и не было шанса поговорить по-настоящему о том, как играть в кино, о его и моем отношении к кино или о чем-то подобном. И кроме того, у меня была возможность играть во многом по-другому — то, чего у отца не было, потому что он был гораздо старше меня, когда начал сниматься.
Очевидно, что Брэндон не стремился найти какую-то добившуюся успеха личность в качестве примера для подражания, как и его отец, который считал это неправильным подходом к самореализации. Второй принцип боевых искусств Джит кун до («Впитывай то, что может быть тебе полезно»), которыми Брэндон начал заниматься, еще держась за руку своего отца, он счел особенно нужным для собственного развития.
Думаю, боевые искусства в моей жизни — а они составляют ее неотъемлемую часть — это целиком заслуга моего отца, и я бесконечно признателен ему за это. Он начал приобщать меня к ним сразу, как только я научился ходить. Он занимался моим обучением, пока был жив, и даже потом, когда я продолжил занятия, моим инструктором был один из его учеников. Так что, хотя в процессе обучения я испытал влияние разных источников, в основном все-таки боевые искусства настолько связаны для меня с отцом, что все остальные не столь существенны. Мне кажется, именно в этом проявилось его сильнейшее влияние.
Брэндон осознавал, что идейное наследство его отца выходит далеко за рамки боевых искусств, и призыв Брюса Ли «продолжать плыть» был подхвачен его сыном, который сказал мне: «Цель моих занятий боевыми искусствами — просто продолжать тренироваться, продолжать развиваться. Все время узнавать что-то новое».
Брэндон также дал понять, что ему много раз предлагали роли в фильмах, где применялись боевые искусства, что значило бы для него следовать по стопам отца, однако он сразу же понял, что возможности такого пути ограничены. Он понимал, что просто копировать отца или же напрашиваться на сравнение с ним означает, что его духовное и артистическое развитие остановится и собственный процесс самопознания станет невозможным.
Иначе говоря, Брэндон решил отказаться от этих ролей в соответствии с третьим принципом джит кун до («Отвергай то, что бесполезно»), с тем чтобы перейти к четвертому принципу, величайшему благу («Добавь то, что особенно подходит для тебя»).
Он понял, что, уступая такой потребности «легких денег», он станет основывать свой выбор на ожидании одобрения от других и позволит им решать за себя — отдельного индивидуума и личности, — как ему надлежит развиваться. Брэндон выразил позицию, которую отстаивал его отец, — «Будь самим собой и верь в себя», когда искал источник удовлетворения внутри себя, а не в окружающем мире:
Единственное, что я могу сказать: нельзя делать выбор в карьере, будь то выбор профессии или выбор в работе актера, основываясь на попытках действовать вполсилы или оправдать сравнение с кем-то еще. Этого просто нельзя делать. Вы должны делать свое дело, чувствуя суть нутром, основываясь на своих инстинктах, на своей собственной жизни.
Наш разговор постепенно перешел к теме психологии. Именно здесь Брэндон поделился со мной некоторыми из своих наиболее интересных догадок по поводу человеческого рода.
Любопытный момент: если вам приходится разговаривать с тем, кто по-настоящему зол из-за чего-то на весь свет, это зло целиком и полностью отражается в его взглядах на жизнь. Он видит все через фильтр этого зла. И когда смотришь на такого человека, становится болезненно очевидно, на чем он зациклился, но для того, кто действительно затаил обиду на жизнь, эта обида, это зло — его мир, и он не может уже видеть по-другому.
Он объяснил мне, что совсем недавно закончил сниматься в фильме «Быстрый огонь», и одной из тех причин, по которым он заинтересовался проектом, была возможность сыграть роль как раз человека, затаившего обиду на весь мир.
Мне кажется, самое замечательное в том, что этот мальчишка в конце фильма получает шанс снять этот груз обид со своих плеч. И знаете что, ведь у всех нас есть такого рода опыт, когда мы сняли с себя своего рода огромную тяжесть с плеч и сказали себе: «Вот, теперь все так просто. Я вижу все совсем по-другому».
В начале фильма, однако, это человек действительно с такой тяжестью на плечах, и мне это нравилось, потому что, вообще, когда играешь молодых персонажей, что я, естественно, буду делать еще пару лет, нередко это представляет определенную трудность, поскольку за ними нет никакой истории.
То есть сколько может рассказать о себе парень, которому двадцать два года от роду? У него просто нет еще ничего, что можно было бы рассказать. Вот вам одна причина, по которой быть актером — это большая удача, потому что, когда вам исполняется тридцать, а потом сорок, вы можете сказать себе что-то вроде: «Эй, у меня побольше историй, которыми я могу поделиться, и побольше опыта, к которому можно обратиться».
Но у этого персонажа было кое-какое прошлое. Мне понравилась вся эта история о площади Тяньаньмынь (по сценарию персонаж, которого играл Брэндон, был свидетелем смерти своего отца во время резни на площади Тяньаньмынь), и мне понравилось, как в начале фильма у него появляется настоящая проблема, а к концу она в определенном смысле разрешается — если фильм действует на тебя.
Замечу здесь, с некоторой долей пафоса, что герой Брэндона в фильме «Быстрый огонь» во многом был не лишен сходства с ним самим — по крайней мере, в том, что касается обиды на весь мир. Очень долго Брэндона Ли не воспринимали так, как воспринимают вас или меня — просто по имени. Большую часть его жизни имя Брэндона непременно дополняли определением: «сын Брюса Ли». Для молодого человека, который борется за то, чтобы найти свое место в жизни, это представляло немалую проблему.
Пожалуйста, не воспринимайте все сказанное в том смысле, что Брэндон не гордился, что он сын своего отца, — он, совершенно очевидно, очень гордился этим, и по праву. Он на самом деле был очень красноречив, описывая положительное влияние, которое оказал отец на его собственное развитие, и вклад Брюса Ли в боевые искусства, производство фильмов и философию.
Тем не менее Брэндон признавал абсолютную необходимость личного роста и развития вне пределов огромного и неоспоримого творческого наследства его отца. Большую часть своей сознательной жизни Брэндон стремился достичь независимости ума, тела и духа, и, достигнув этой цели, он смог освободиться. Хотя это может показаться парадоксальным, но в действительности именно через буквальное восприятие и применение философии своего отца Брэндон освободился от его тени.
Этот процесс, как вы, вероятно, теперь хорошо понимаете, предполагал самопознание и самовыражение через то, что его отец называл «стать мастером жизни», и, по прихоти судьбы, Брэндон для этого предпочел те же средства, что и его отец: боевые искусства и кино.
Брэндон в значительной степени сосредоточился на последнем, где, как он знал, лежит его подлинная страсть. Со временем он слился со своей истинной природой, которую выражал честно и до конца в своих фильмах.
Поступая таким образом, он обрел мир, принимая себя таким, каков он есть, и в том числе принимая тот факт, что он — сын своего отца. Незадолго до смерти он стал открыто говорить о том, что гордится родством. Иначе говоря, через трудный процесс самореализации бремя обид было полностью снято с его плеч.
Когда во время разговора в тот день мы перешли к теме боевых искусств, Брэндон оживился. Он без утайки рассказал о своей программе тренировок, говорил о том, что он относится к боевым искусствам как к средству для достижения умственного и физического познания самого себя.
Мне действительно интересен тот момент, которого достигаешь, когда ты на самом деле падаешь от усталости, занимаясь чем-то, будь то силовая тренировка или кардиоваскулярные упражнения. Интересно посмотреть, насколько это вопрос физический и насколько — умственный.
Когда говоришь себе: «Все, я больше не могу», и если на самом деле бросишь себе вызов, что-то вроде: «Так, вот стоит человек, он приставил пистолет к виску твоей матери и говорит: "Сделай еще один раз (то, чем ты занимаешься, — скажем, прыгай через скакалку еще одну минуту)... тогда я не выстрелю, если не сделаешь — выстрелю", — и посмотри, сможешь ли ты это сделать!» Нужно пытаться бросать себе вызов подобным образом.
Я считаю, что на каком-то уровне нужно превращать это в своего рода игру, чтобы продолжать делать те глупости, которыми ты там занимаешься и которые причиняют тебе столько беспокойства!
После таких тренировочных экспериментов Брэндон многое узнавал о самом себе в смысле пределов своих умственных и физических возможностей.
Боевые искусства стали для Брэндона не только средством самообороны, в них он обнаружил подлинный глубокий смысл кунг-фу.
Через боевые искусства ему открылись его физические способности, эмоциональные силы и даже абсолютное чувство духовности: «Боевые искусства — это занятие, которое, по моему мнению, способно принести человеку глубокое продолжительное духовное переживание — если человек открыт им».
Я спросил его, как же ему удалось почерпнуть до такой степени духовное чувство просвещенности из занятия, которое было настолько физическим. И здесь его слова приобрели особую убедительность:
Ну, я бы сказал так: когда идешь по пути совершенства в боевых искусствах, а вы знаете, что по этой дороге двигаешься постоянно, в конце концов подходишь к внутренним преградам, которые пытаются остановить тебя и не дать тебе стремиться к овладению мастерством. Эти преграды, по существу, — такие вещи, как предел возможностей, предел силы воли, ваших навыков, природных способностей, мужества, то, как вы воспринимаете успех и как — неудачи. И как только вы преодолели каждую из этих преград, вы в результате узнали что-то о самом себе. И иногда то, что вы узнаете о самом себе, может, как кажется, сообщить личности определенный духовный смысл.
Я спросил его, имел ли он в виду под духовностью человеческую душу в самопознавательном смысле слова. Его ответ доказывал проникновение в самую суть вопроса:
Да, но это не только самопознание, но и через знание себя знание также других. Забавно, насколько действительно постигаешь вещи задним умом, понимаете? Можешь смотреть, как кто-то проходит через то же, что и ты, и только тогда видишь это ясно, когда сам прошел через это. И я думаю, что, пока продолжаешь это, приобретаешь определенную духовность.
Забавно, что каждый раз, когда подходишь к реальной преграде своему развитию, снова становишься ребенком. Это очень интересное ощущение — снова отойти на уровень незнания того, что делаешь. Мне кажется, когда это происходит, перед тобой открывается простор для учения и роста — если идешь вперед с поднятой головой и не говоришь: «К черту все это! Займусь чем-нибудь другим!»
На каком-то этапе нашей жизни мы сводим свою деятельность к вещам, которые мы уже знаем, как делать. Вы понимаете, по той причине, что не хочешь снова оказаться перед лицом собственного незнания того, что делаешь, не хочешь снова почувствовать себя любителем. Я думаю, что это не очень хорошо. Намного интереснее и, как правило, важнее для развития личности поставить себя в положение, когда не знаешь, что должно произойти, чем делать опять и опять то, что уже знаешь, и тебе известен основной результат за три-четыре шага вперед в любом направлении.
В том, что говорил Брэндон, было много мудрости, а при его словах о том, что человек становится ребенком, чтобы расширить свой жизненный опыт и, следовательно, свою духовность, мне на ум сразу пришли слова Лао-цзы, который писал: "Того, кто обладает многими добродетелями, можно уподобить ребенку.
Как и его отец, Брэндон оказался не по годам проницателен в отношении рода человеческого. Мне он показался мудрым старым философом, облаченным в тело молодого человека, а его рассуждения на эти темы привели меня в восхищение. Именно во время нашей беседы Брэндон фактически сделал ставшее классическим заявление о концептуальной основе очень неклассического боевого искусства джит кун до своего отца:
Понимаете, это интересно. Когда люди спрашивают меня во время интервью, каков в целом мой «стиль», я обычно говорю, что мой отец, пока был жив, создавал искусство Джит кун до, и меня обучали именно ему. Поскольку так сказать проще.
Однако в действительности я чувствую, что так говорить — слишком просто, потому что искусство Джит кун до было очень личным выражением боевых искусств моего отца, и он сам, фактически, сказал в одной из своих записей, незадолго до смерти, что, если Джит кун до станет предметом споров в мире боевых искусств, то есть люди будут спорить о том, что Джит кун до есть то или Джит кун до есть это, или же скажут: «Мы хотим основать школу Джит кун до», он бы предпочел, чтобы это понятие просто умерло.
Потому что оно не предназначено для того, чтобы стать еще одной священной коровой. Я имею в виду, что он намеревался убить много священных коров.
Поэтому я всегда чувствую себя немножко глупо, когда говорю: «Я занимаюсь Джит кун до», хотя меня, безусловно, обучали именно этому. Точнее было бы сказать, что я занимаюсь моей собственной трактовкой Джит кун до. Совершенно так же, если быть откровенным, как любой другой, кто практикует Джит кун до, — потому что именно для этой цели искусство Джит кун до и предназначалось.
Дэни Иносанто, мой сифу (и человек, который руководил третьей школой боевых искусств в Лос-Анджелесе в конце 60-х годов), всегда говорит о преподавании «концепций Джит кун до».
Иначе говоря, об обучении концепциям, определенному образу мышления, стоящему за боевыми искусствами, в противоположность обучению техническим приемам. Что касается меня, такой подход представляет собой что-то вроде иллюстрации разницы между тем, чтобы дать человеку рыбу, и тем, чтобы научить его ловить рыбу.
Вы можете научить человека определенному блоку, и тогда он знает этот блок; или же вы можете научить концепции, которая стоит за этим блоком, и тогда вы дали ему целую область для размышлений, благодаря ей он вырастет и разовьется в самого себя.
Он сможет сказать: «О, я вижу, если это концепция, тогда можно, наверно, сделать так или так и все равно остаться верным этой концепции». Именно это в основном и стоит за Джит кун до. Именно это призвано создать увлеченного своим делом, свободного в выборе форм мастера боевых искусств.
Брюс Ли не смог бы сказать лучше.
|
Вход
FAQ
Поиск
